Адам и Ева - Страница 16

Пончик. Перестань сатанеть! Пей коньяк, Генрих IV! Слушай! Был СССР и перестал быть. Мертвое пространство загорожено, и написано: "Чума. Вход воспрещается". Вот к чему привело столкновение с культурой. Ты думаешь, я хоть одну минуту верю тому, что что-нибудь случилось с Европой? Там, брат Генрих, электричество горит и по асфальту летают автомобили. А мы здесь, как собаки, у костра грызем кости и выйти боимся, потому что за реченькой - чума... Будь он проклят, коммунизм!

Маркизов. А кто это писал: "Ваня! Ваня! — зазвенело на меже"?.. Я думал, что ты за коммунизм...

Пончик. Молчи, ты не разбираешься в этих вопросах.

Маркизов. Верно, верно... Полевой змей! И как змей приютился ты у Адама за пазухой.

Пончик. Змей! Ты, серый дурак, не касайся изнасилованной души поэта!

Маркизов. Теперь все у меня в голове спуталось! Так за кого ж теперь - за коммунизм или против?

Пончик. Погиб он, слава тебе господи, твой коммунизм! И даже погибнув - оставил нам фантазера в жандармском мундире...

Маркизов. Про кого? Ты хоть объясняй... Кто это?

Пончик. Адам.

Пауза.

Издали послышались револьверные выстрелы. Пончик и Маркизов вскакивают.

Маркизов. Во! Ага!

Прислушиваются.

Пончик. Aт... Не волнуйся, это упражнение в стрельбе. Спиритический сеанс: прародитель в пустое небо стреляет, покойников сзывает. (Кричит.) Зови! Зови! Нет Дарагана! Это рассвет десятого! Довольно!..

Молчание.

Маркизов. Змей, а змей? Я от тоски роман написал.

Пончик. Читай!

Маркизов (достает тетрадку, читает). "Глава первая. Когда народ на земле погиб и остались только Адам и Ева, и Генрих остался и полюбил Еву. Очень крепко. И вот каждый день он ходил к петуху со сломанной ногой разговаривать о Еве, потому что не с кем было разговаривать..."

Пончик. Дальше.

Маркизов. Все. Первая глава вся вышла.

Пончик. Ну, а дальше что?

Маркизов. А дальше идет вторая глава.

Пончик. Читай!

Маркизов (читает). "Глава вторая. — Ева! Ева! — зазвенело на меже..."

Пончик. Что такое? Вычеркни это сейчас же!

Маркизов. Ты говоришь - учись!

Пончик. Учись, но не воруй! И притом какой это такой Генрих полюбил Еву? А тысяча долларов? (Прислушавшись.) Стой, стой!

Маркизов (вскакивая). Гудит, ей-богу, гудит в небе...

Пончик. Ничего не гудит! В голове у тебя гудит...

Маркизов. Кто идет?

Пончик. Кто идет?

В лесу светлеет.

Адам (издали). Кто у костра?

Маркизов. Это мы.

Адам (выходя). Что ж, товарищ Непобеда, ты не идешь сменять профессора? Пора.

Пончик. Я не пойду.

Адам. Скверный пример ты подаешь, Непобеда!

Пончик. Я не крепостной твой, первый человек Адам!

Адам. Я - главный человек в колонии и потребую повиновения.

Пончик. Генрих! Ты здесь? Прислушайся. Когда главный человек начинает безумствовать, я имею право поднять вопрос о том, чтобы его не слушать! Ты утомляешь колонию зря!

Адам. В моем лице партия требует...

Пончик. Я не знаю, где ваша партия! Может, ее и на свете уже нет!

Адам (берется за револьвер). А-а! Если ты еще раз осмелишься повторить это...

Пончик (спрятавшись за дерево). Генрих! Ты слышишь, как мне угрожают? У самого револьвер найдется! Не желаю больше терпеть насилие!

Адам. Пончик! Ты сознательный человек, советский литератор! Не искушай меня, я устал! Иди поддерживать огонь!

Пончик (выходя из-за дерева). Я - советский литератор? Смотри! (Берет рукопись, рвет ее.) Вот вам землистые лица, вот пухлые щечки, вот князь Волконский-Барятинский! Смотрите все на Пончика-Непобеду, который был талантом, а написал подхалимский роман! (Маркизову.) Дарю тебе "зазвенело"! Пиши! Подчиняюсь грубой силе! (Уходит.)

Адам. Генрих, Генрих...

Маркизов. Ты б пошел заснул, а то ты вторую ночь ходишь!

Адам. Ты, может быть, поднимешься еще раз на дерево? А?

Маркизов. Я поднимусь. Я пойду на гору.

Адам. Как ты думаешь, Генрих, он прилетит?

Маркизов. Теоретически... может прилететь. (Уходит.)

Уходит и Адам.

В лесу светает. Через некоторое время показывается Ефросимов. Совершенно оборван и в копоти. Проходит в шатер. Сквозь полосатый шелк просвечивает лампа, которую он зажег. Пауза. Крадучись, выходит Ева. Она закутана в платок. В руках у нее котомка и плетенка.

Ева. Саша...

Отстегивается окно шатра, и в нем Ефросимов.

Ефросимов (протягивая руки). Ева! Не спишь!

Ева. Саша! Потуши огонь. Совсем светло.

Ефросимов (потушив лампу). А ты не боишься, что Адам рассердится на тебя за то, что мы так часто бываем вдвоем?

Ева. Нет, я не боюсь, что Адам рассердится на меня за то, что мы так часто бываем вдвоем. Ты умывался сейчас или нет?

Ефросимов. Нет. В шатре нет воды.

Ева. Ну, дай же я хоть вытру тебе лицо... (Нежно вытирает его лицо.) Сашенька, Сашенька! До чего же ты обносился и почернел в лесах!..

Пауза.

О чем думал ночью? Говори!

Ефросимов. Смотрел на искры и отчетливо видел Жака. Думал же я о том, что я самый несчастливый из всех уцелевших. Никто ничего не потерял, разве что Маркизов ногу, а я нищий. Душа моя, Ева, смята, потому что я видел все это. Но хуже всего - это потеря Жака.

Ева. Милый Саша! Возможно ли это, естественно ли - так привязаться к собаке? Ведь это же обидно!

Тихо появляется Адам. Увидев разговаривающих, вздрагивает, затем садится на пень и слушает их. Разговаривающим он не виден.